тот покончил с собой или был убит, нашел похищенную Хвалову, а она внезапно отказалась давать показания. Даже ее сына успели сотрудники полиции забрать домой до того, как опер с ним встретился второй раз.

Он снова сел за руль машины, в голове царил хаос из разрозненных фрагментов, которые рассыпались, ускользали, не желая складываться в общую картинку. От злости опер выжимал педаль газа почти до упора, гоня ревущий автомобиль обратно через мост. Снова вокруг плавился воздух от зноя, гудели десятки клаксонов, а его голова разрывалась от непонятного ощущения. Рядом с больницей на Льва вдруг накатило раздражение: зачем и для чего он продолжает копаться в этом деле? Пускай новый начальник, майор Сладкевич, разбирается в странной смерти подозреваемого, ищет тела пропавших женщин, уговаривает Хвалову дать показания. Ему пора в Москву, в уютную родную квартиру, где ждет любимая жена. На работе тоже все в нетерпении – генерал Орлов уже и рад бы распрощаться с помощью чужому отделу, коллеги изнывают без его поддержки в трудных делах. А он все кружится тут, что-то вынюхивает, сам не понимая, что ищет. Будто глупый пес, который забыл, где сам же зарыл кость.

Рядом с больницей Лев снова загнал машину в кусты, сунул ключ зажигания в карман и замер в раздумьях. Солнечный день сменился серым небом, мелкий дождь начал накрапывать, отбивая свою дробь все сильнее. Гуров накинул куртку на голову и поспешил по дорожке к своему корпусу. Бисерные капли неожиданно, за несколько секунд, превратились в тугой ливень, и Лев бросился искать спасения под кривым навесом заднего крыльца рядом с заколоченной дверью. Но здесь он оказался не один, уже знакомая медсестра стояла, залитая слезами, с покрасневшим от плача носом.

Опер удивленно присвистнул:

– Ольга Александровна, я сегодня на уколы ходил и таблетки пил. Так что не расстраивайтесь.

Та улыбнулась через силу и отмахнулась мозолистой рукой. Лев Иванович перехватил пальцы:

– Если серьезно, кто вас обидел? Начальство или пациенты опять буянят? Расскажите, легче станет.

Пожилая женщина всхлипнула, горько усмехнулась:

– Да опять из-за вас расстройства.

– Как, из-за меня? – у него вытянулось лицо от удивления.

Медсестра покачала головой:

– Почти из-за вас. Глупо вышло. Я шла в палату к пациентке, которую ночью привезли, и случайно услышала, как она вас ужасно крыла такими грязными ругательствами. Я таких слов даже не слышала за свою жизнь. Вот знаете, не выдержала, хотя подслушивать некрасиво. Да и не подслушивала я, получилось так случайно. Не удержалась и сделала ей замечание. Вы же для всех стараетесь, женщин невинных защитить пытаетесь, помочь им деньги вернуть. Этого Афанасьева нашли и задержали, я в новостях слышала. А тут такое отношение, грязи столько на человека. Только мне в ответ девица эта залепила пощечину, крикнула, чтобы я уши не развешивала.

У Ольги Александровны горько скривился рот при воспоминании об унижении. Лев перехватил ее ладонь покрепче:

– Послушайте, скажите, в какой она палате и как зовут. Я поговорю с этой женщиной. Выясню, почему она так негативно ко мне настроена, а еще заставлю извиниться. Вы ни в чем не виноваты совершенно.

Женщина в ответ покачала головой:

– Нет, не надо. К тому же ее уже и на месте нет. Я пришла вечером на смену, хотела с ней поговорить, попросить прощения, что так вышло, будто я подслушивала. А мне врач сказал – Хвалова сбежала, отказалась от лечения. Даже документы не подписала по выписке. Вот такие люди бывают, пациенты разные встречаются. Девчонки смеются, что я за столько лет не привыкла и все близко к сердцу принимаю. А я вот такая, все через себя пропускаю, не научилась равнодушию. Не переживайте, поплачу – и пройдет. И хуже бывают случаи.

Гуров вдруг остановил ее:

– Хвалова Надежда из отделения травматологии? Невысокая тоненькая женщина с короткой стрижкой, темные волосы?

– Да, – медсестра кивнула и уточнила: – Вы ее знаете? Почему она так о вас отзывалась?

– Знаю, – Лев задумчиво пожал плечами. – А почему она меня ругала, не знаю. Пока… – проговорил он медленно.

Он внезапно повернулся к Ольге Александровне, взял сухую натруженную ладошку, припечатал ее благодарным поцелуем:

– Спасибо вам за все. За заботу и за ответственность. И что напомнили мне кое-что. Сердце свое надо слушать, это вы правильно сказали.

Ольга Александровна охнула, а ее собеседник уже бежал по лужам обратно к машине, которую так удачно позаимствовал на время. Там он завел ее с пол-оборота и снова порулил по дорогам чужого города.

Глава 8

Его вели по длинным коридорам, наручники больно впивались в кожу запястий, только ни пошевелить руками, ни освободиться от тугих оков он не мог. Больше нет ключа от «браслетов», нет табельного оружия и корочек, которые распахивали многие двери. Ничего нет. Только бесконечное ожидание приговора суда, такое же унылое и серое, как стены в коридоре изолятора.

Дежурный взвизгнул кнопкой, дверь распахнулась, и беззлобный тычок в спину направил его внутрь комнаты для встреч.

– Бережнюк, проходим.

Майор сделал шаг, всматриваясь в посетителя за столом. При виде знакомого лица он окаменел, застыл на пороге. Охранник недовольно буркнул еще раз:

– Проходим, Бережнюк, что застыл.

Больше никакого уважительного тона, «господина майора», теперь он «заключенный Бережнюк», «подозреваемый», «обвиняемый». Оказался вдруг по другую сторону решетки, куда привык отправлять остальных. Арест был для него таким ударом, что почти ничего не вызывало эмоций. Анатолий не чувствовал ни злости, ни раскаяния, лишь время от времени будто приходил в себя и удивлялся: «Неужели я в камере, как так вышло, что не я обвиняю и допрашиваю, а меня водят под конвоем».

Вот и сейчас он застыл на несколько секунд, не понимая, зачем к нему в тюрьму явился московский опер. Тот самый, из-за которого он оказался здесь, в следственном изоляторе, и проведет теперь за решеткой, скорее всего, остаток своих дней. Щелкнул замок,